Как там у нас с межкультурной восприимчивостью? Часть 1

Сталкиваясь с чужеродным миром, мы всегда его оцениваем, как любое другое явление. Таково уж свойство человеческой психики. Любопытно, что чужеродность все воспринимают по-разному. Но как? И почему? И как оценить свои собственные реакции?

twarze2-1-1

Когда мы с одногруппницей переступили порог международного общежития в Варшаве, первым человеком, которого заинтересовал наш приезд, был чернокожий парень из Гвинеи. Назовем его Маду (хотя на самом деле звали его по-другому). Несколько дней он практически не вылезал из нашей комнаты, а потом приехали другие ребята из Африки, и наш новый приятель переключился на них. Было очень интересно и забавно наблюдать за разнообразием реакций на Маду, которые выдавали наши соседи-славяне. Кто-то откровенно шарахался. Кто-то старался игнорировать, даже во время общего чаепития! Кто-то робко пытался поддержать разговор, используя любую возможность, чтоб сбежать. Маду угощал нас собственноручно приготовленным по традиционному гвинейскому рецепту рисом с курицей, но почти все отказывались (дураки, это было потрясающе вкусно!). Он с интересом расспрашивал нас о наших биографиях и странах, но лишь одна девушка проявила вежливый интерес. И еще одна — искренний. Тогда я над этим представлением просто тихонько хихикала и не делала никаких выводов. А вот сейчас я понимаю: для всех нас, студентов и аспирантов из стран СНГ, общение с жизнерадостным Маду было первым опытом настоящей чужеродности, первым соприкосновением с «жизнью на другой планете». И наши реакции на «инопланетянина» могли бы многое рассказать о нас самих.

Говоря о столкновении с чужеродностью, я имею в виду в первую очередь впечатления от контакта с иностранцами и заграничной действительностью, с которой раньше не приходилось соприкасаться вплотную. Хотя, разумеется, сам по себе спектр «непривычного» гораздо шире, но о реакциях на неожиданности пусть размышляют психологи. Мы же посмотрим, что интересного придумали социологи и специалисты по межкультурной коммуникации.

Американский ученый Мильтон Беннетт, основатель Исследовательского Института Межкультурного Развития (Intercultural Development Research Institute), разработал специальную шкалу для оценки отношения данного конкретного человека, во-первых, к самому факту культурного разнообразия, а во-вторых, к межкультурной ситуации, с которой этот человек столкнулся. Строго говоря, разработал он модель, которая показывает, как изменяется отношение человека к чужеродности, однако оказалось, что этой модель удобно пользоваться еще и как шкалой. Сейчас шкала Беннетта активно используется в различных образовательных программах, в том числе тренингах по развитию навыков успешной межкультурной коммуникации.

Что же можно измерить на шкале Беннетта?

Беннетт назвал свою модель «Developmental Model of Intercultural Sensitivity» (DMIS) и ввел таким образом особое понятие — intercultural sensitivity. Адекватно перевести это на русский язык довольно сложно. Модель развития межкультурного — чего?.. Чувствительности? Этот дословный перевод сразу же навевает ассоциации с сентиментальностью, а перед глазами встает тургеневская барышня, прослезившаяся при виде группы японских туристов с фотоаппаратами. Восприятия? Слишком общо и механистично. Речь же идет, во-первых, об общем понимании проблематики межкультурного общения, пусть даже не столько осознанном, сколько инстинктивном. И, во-вторых, о степени открытости/закрытости к тому, что предлагает иной культурный контекст. Я бы предложила сразу два слова: «сознательность» для первого пункта и «восприимчивость» для второго. Каждое из них точнее выразит значение intercultural sensitivity в зависимости от того, что именно мы пытаемся оценить при помощи этой шкалы.

Этноцентризм и этнорелятивизм

Согласно Беннетту, человек, эволюционирующий в своем отношении к проявлениям чуждой ему культуры, проходит два этапа.

Сначала восприятие этноцентрично, т.е. все непонятные явления оцениваются исключительно сквозь призму своих собственных культурных установок. Мало того, этноцентрическое восприятие предполагает, что «наше, родное» — оно по определению единственно правильное и хорошее.

Противоположностью такого подхода является т.н. этнорелятивизм. «Я понимаю, что все культурно обусловлено, и конкретные элементы чужой действительности, которые меня шокируют, нужно рассматривать в первую очередь в культурном контексте, и уже лишь потом с точки зрения моей этики и морали. То, к чему привык я, точно так же может шокировать человека из другого полушария. Моя культура — не эталон, хотя, мне, конечно, приятно было бы так думать. Но и в других культурах и обычаях есть своя прелесть, что-то не грех и позаимствовать». Приблизительно так думает человек, дошедший в своем восприятии до этапа этнорелятивизма.

Но как же выглядит переход от одного этапа к другому?

«Весь мир — моя нора»

На этапе этноцентричного восприятия чужой культуры, по Беннетту, последовательно сменяют друг друга три стадии.

Первая стадия — это отрицание самого факта существования каких бы то ни было межкультурных различий.

kak u was s mkk

Культурные различия?.. Чего-чего?.. Это знание мне попросту не нужно! Я живу в своем герметичном мире и знать не знаю никакой чужестранщины. Если я приезжаю в другую страну, то либо в командировку (и с большой неохотой), либо на пляж. Меня не интересует ничего, кроме ресторана, уютного номера в отеле, ну может еще одноразовой прогулки, чтобы убедиться, что все города одинаковые. И страны. И люди. И вообще, все везде, по большому счету, одинаковое.

Иными словами, я просто изолирую себя от какого бы то ни было активного соприкосновения с реалиями иной культуры. Бывает, что меня изолируют обстоятельства — например, если я живу где-нибудь в глухой деревне в провинции, не хочу пользоваться интернетом, а по телевизору смотрю исключительно национальные каналы, потому что иностранные мне как-то не интересны. С другой стороны, я могу сознательно и активно отсекать все возможности «иной реальности» проникнуть в мой замкнутый мир. Это случай эмигрантских диаспор, которые всеми правдами и неправдами пытаются воссоздать кусочек родины в другой стране и оградить его от внешних влияний. С комической стороны такое поведение показано в фильме «Моя большая греческая свадьба». Ни о межкультурной сознательности, ни о восприимчивости на этом этапе и говорить не приходится.

Вариантом — но это уже крайность, конечно — каждой из двух стратегий может быть отрицание существования «другого мира» вообще. Например, «нет такой страны, где на каждом углу не берут взятки» (конечно же, есть, с Сингапуром во главе). Или «не бывает так, чтобы люди массово кончали самоубийством из-за того, что их публично обвинили в непрофессионализме» (этим славится Япония). И вот это любопытное явление, в свойственной ему манере, обыграл Михаил Веллер в рассказе «Vox populi», правда, не с межкультурной точки зрения, а в контексте рассуждений работников регионального завода о недосягаемой и таинственной Москве. Однако принцип все тот же: я что-то слышал о «другом мире», но он настолько отличается от того, в котором я живу, что я просто в него не верю. «Да — нету! Да — вообще нету!»

Вторая стадия — стадия самозащиты.

kak u was s mkk-3-1

«Изнутри» этот способ восприятия иной культуры выглядит примерно так. От чужого мира все-таки не спрятаться, не скрыться (а жаль!). В окружении есть иностранцы и иноверцы, а информация о том, «как там у них» и «какие они», доходит отовсюду. Различия видны невооруженным глазом, и с этим фактом надо что-то делать. На помощь приходит старое, как мир, разделение на «своих» и «чужих». «Своих» защищаем, «чужим» же объявляем беспощадную войну — хотя бы в мире собственных суждений. Вывод напрашивается сам собой: «мы» — лучше, моральнее, выше по уровню развития, со всех точек зрения достойнее, а «они» — в лучшем случае смешны и жалки, в худшем — являются олицетворением всех пороков, которые только можно придумать. Да, «мы» могли бы многому «их» научить, чтоб они наконец-то стали людьми, но «они» настолько беспросветно тупы и испорчены, что не понимают своего счастья.

Любопытно, что такой набор реакций часто встречается и у некоторых эмигрантов. Только в случае эмигрантов в категорию хороших «своих» попадают новые соотечественники и реалии жизни в новой стране, а в качестве плохих «чужих» выступают те, кто остался на родине.

Для второй стадии, к сожалению, характерна агрессия. Выходы она находит разные. Кто-то пишет полные яда тексты в интернете, кто-то не скрывает своей неприязни по отношению к иностранцам, с которыми регулярно пересекается, а у кого-то доходит и до рукоприкладства, в том числе группового. Дискриминация по национальному признаку при приеме на работу, псевдонаучные обоснования интеллектуального превосходства одного народа по отношению к другому — это все сюда. Межкультурная восприимчивость тут по прежнему на нуле, а вот осознание самого явления потихоньку начинает появляться.

А что же случается, когда судьба сталкивает так настроенного человека вот с этим вот смешным, а может быть и ненавистным «чужим»? А «чужой» оказывается исключительно приятным, абсолютно адекватным человеком и своим поведением полностью опровергает все представления о враждебности или несуразности своей нации? Казалось бы, чего проще — пересмотреть свои стереотипы и признать, что «они» все же не настолько ужасны/примитивны/ограничены (и т.д., нужное подчеркнуть), как казалось. Однако… Еще проще увидеть в собеседнике всего лишь исключение, которое каким-то непостижимым образом подтверждает правило.

Третья стадия — преуменьшение масштаба и значения культурных различий.

314_1

«Ой, да ладно! Все мы люди, все мы одинаковые» — вот девиз людей, чье восприятие мультикультурности находится на третьей стадии этноцентрического этапа. Все мы едим, спим, любим, все мы в конечном итоге умираем. У всех, на самом-то деле, одинаковые ценности, стремления и страхи, просто все их по-разному формулируют. Мы — люди, земляне. Всякие там обычаи, традиции, религии, кто к чему привык — это все внешнее, наносное. Копнуть поглубже — нет между нами всеми никакой разницы. Главное — открытость и доброжелательность, а договориться всегда можно. Как пел Александр Розенбаум:

Люди, одним себя мы кормим хлебом,
Одно на всех дано нам небо,
Одна земля взрастила нас.
Одни у всех у нас тревоги,
Одни пути, одни дороги…

Я знаю, что Александр Яковлевич написал песню «А может, не было войны» совершенно по другому поводу, однако процитированный фрагмент великолепно иллюстрирует этот подход. И ведь, на первый взгляд, замечательный подход! Если б все так думали, не было бы войн, конфликтов и всего прочего… наверное. Так почему же Беннетт называет такое мировоззрение этноцентрическим?

Причина проста. Утверждая, что все люди на земле на самом деле имеют одинаковые ценности, я подразумеваю, что это… мои ценности! Ценности именно моей культуры. Потому что других-то я и не знаю. А если знаю — то не верю, что эта ерунда может быть ценностью. Открыться чужеродности я никак не могу, даже если осознаю сам факт разнообразия культур на планете.

Не хочется сейчас приводить невеселые «примеры из жизни», поэтому призову на помощь беллетристику. В известной повести братьев Стругацких «Попытка к бегству» два молодых человека из «коммунистической утопии» на одной из неизученных планет случайно сталкиваются с совершенно иным общественным укладом, иными ценностями и иными реакциями. И тем не менее, несмотря на все увещевания более мудрого и опытного попутчика, они не в состоянии переломить свой мировоззренческий барьер, «стремясь остаться в плоскости своих представлений». Ребята искренне хотят установить контакт, помочь и договориться, ведь с их точки зрения, «общение с гуманоидами – задача чисто техническая». Однако они не учитывают слишком глубокой мировоззренческой пропасти, которую все же следовало бы учесть, чтобы контакт увенчался успехом.

Вариант этого подхода — романтизирование культурных различий и экзальтированное восхищение иными обычаями. В прошлые века так настроенные люди, если им позволяли средства и обстоятельства, совершали опасные путешествия «к дикарям», привозя оттуда бесценные этнографические материалы — или погибая от рук своих «удивительных туземцев». Сейчас же «межкультурные романтики» пополняют ряды глобтроттеров или же действительно вливаются в манящую их чужую культуру, становятся специалистами, часто эмигрируют и неизбежно рано или поздно переходят на следующий этап восприятия — этнорелятивистский.

Но об этом — в следующем посте!;)

Как там у нас с межкультурной восприимчивостью? Часть 2