Безумный русско-польский язык наших детей

Однажды моя старшая дочка поцарапала себе палец. Ей тогда еще не было и трех лет. С этим пальцем она побежала жаловаться не ко мне, а к сестре:

– Бо́ли ги́ля! Ой-ой-ой!

Сестра, понятное дело, впечатлилась. Я тоже, но не столько пальцем, сколько самой жалобой. Девоньки мои увлеченно рассматривали микроскопическую ссадину, а я смотрела на них и думу думала. На каком же языке они будут говорить, когда повзрослеют? Получится ли у нас с мужем вырастить из них полноценных билингвов? Или все-таки нет?..

Дома мы говорим между собой по-русски. Однако вокруг нас – Польша. И все говорят, соотвественно, по-польски. Все – это бабушка и прабабушка, подружки из детского сада, умиляющиеся ангелоподобным светленьким головкам тетеньки в парке. Наконец, наши друзья, которых не отпускают по домам без игры «в волка, который ест детей». В итоге недоеденные волком дети моментально переключаются с русского языка на польский и обратно, прекрасно выражают свои мысли на обоих языках, но… регулярно их путают. И ладно бы, невелика беда, главное – быть последовательным, не смешивать языки самому (как советуют на сайтах, посвященных воспитанию двуязычных детей) и все будет хорошо! Однако русский и польский слишком похожи, чтобы можно было обойтись малой кровью. Увы.

В итоге наш главный враг – языковая интерференция. Две языковые системы как бы накладываются друг на друга, а на выходе получается вот именно то, что мне, как и всем «детным» русскоязычным жителям Польши, приходится расшифровывать каждый день.

Самое забавное – это, конечно, интерференция на уровне слов.

Пресловутая «гиля» обозначает пальчик. А началось все с того, что польская бабушка любила щекотать пузище карапузища, приговаривая, как каждая нормальная польская бабушка:

– Gili-gili-gili-gili!

Из этого дочура сделала вывод, что раз щекочут пальцами, значит, палец называется «гиля». При этом забавно то, что «гиль» (gil) на польско-мамском языке обозначает соплю, а Ниагарский водопад соплей польские мамы называют «гиле» (gile).

Этот пример может показаться несколько натянутым, ведь такого рода словечки двух-трехлетки производят по сто штук в день, и для этого вовсе не обязательно взрастать одновременно в двух языках. Однако на базе только русского языка осмысленно (!) обозвать пальчик «гилей» вряд ли получится, да и польские мамы в первую очередь проассоциируют «гилю» с соплями.

Еще одно словечко моих русско-польских девочек, которое прекрасно иллюстрирует идею интерференции на уровне слов, это «ласко́тно» (или, как вариант: «ласкоти́чно»). «Щекотать» по-польски – «ласко́тачь» (łaskotać), а «Щекотно!» – «Ласко́че!» (Łaskocze!). Дочка проявила немалое языковое чутье и объединила две словоформы, получив прелестный гибрид.

А вот слово, которое уже начинает на полном серьезе выводить меня из себя, так как я слышу его каждый божий день: «пораскра́сить». Это, конечно же, дитя любви польского «помалёвачь» (pomalować) и русского «раскрасить». У него еще есть кузен: «пораскра́шенный», от которого у меня тоже начинается скрежет зубовный.

Из той же серии – словечко «попыха́ть», являющее собой нечно среднее между польским «попы́хачь» (popychać) и русским «пихать». А может быть, и просто заимствованием из польского языка. Не будем вдаваться в академическую дискуссию.

– Не попы́хай меня!

– Мама, это она меня попыха́ла! — лейтмотив общения нежно любящих друг друга сестер, когда они дома. Под этот лейтмотив мы с мужем учимся постигать дзен…

Взрослея, моя принцесса перестала говорить «Ги́ля бо́ли!», но мне от этого легче не стало. Казалось бы, все нормально, чего я придираюсь? «Гиля» стала пальчиком, а «бо́ли» со временем трансформировалось в нормальное человеческое «боли́т». Но ведь фраза: «Эй, ты что, меня же боли́т!» – это не по-русски. «Эй, ты что, мне же больно!» – вот это по-русски. А «меня же боли́т» – нет-нет, это польский, это «boli mnie». И это режет слух.

Таким образом, в нашу жизнь вошел очередной непрошенный гость – интерференция на уровне синтаксиса, то есть строения словосочетаний и предложений. И с этим бороться уже намного сложнее.

– Мне холодно в ручки! — жалуется дочка, но отказывается надевать перчатки. Ну или «в ножки», если отказывается надевать носки.

– Мама, смотри, мне получилось! — хвастается, когда последний «пузль» (еще одно отличное русско-польское словечко) в паззлах встает на свое законное место.

– У меня пять лет, а у Юльчи уже целых шесть! — сокрушается после дня рождения подружки.

Вроде бы мелочи. И так понятно, что ребенок хочет сказать. Конечно, понятно! Непонятно только, на каком языке он это делает. Сейчас это не проблема. Проблема будет позже, когда ребенок-подросток приедет на каникулы к бабушке в Россию, и его начнут дразнить во дворе. И еще позже, когда ребенок-выпускник захочет сдавать экзамен по русскому языку, абсолютно уверенный в том, что владеет им в совершенстве, и будет весьма удивлен результатом.

Не обошла наш дом стороной и интерференция на уровне грамматики. Правда, я думала, что все будет намного труднее. Но как раз с этим зверем мы справились на удивление быстро и безболезненно.

Чаще всего дочка добавляла польское окончание первого лица единственного числа «-ам» к глаголам в прошедшем времени. И звучало это так: «Я вы́пилам молочко», «я пришла́м», «я сде́лалам», «я пла́калам»… Что интересно, ударения дочка ставила русские.

Была еще ошибка, типичная для всех поляков, изучающих русский язык, а именно, использование окончания «-ах» вместо «-ам» в существительных в предложном падеже после предлога «по». Вот оно, коронное, замечательное, такое типичное русско-польское:

– Бабушка, мы не сможем поговорить с тобой на скайпе завтра, мы весь день будем ходить по склепах!

Пик подобного рода ошибок пришелся на возраст три-четыре года у старшей дочери, и как-то резко сошел на нет в пять. До сих пор мы еще боремся с мешаниной в разных падежных окончаниях, но это уже, наверное, придется исправлять в процессе изучения орфографии.

Эту тему можно развивать бесконечно, и я, думаю, еще не раз к ней вернусь. Мои записки разрастаются в геометрической прогрессии и расползаются по всему дому. Последняя партия увековеченных детских словечек и фразочек пала жертвой «папиного коричневого молочка», то бишь кофе, и, к сожалению, сильно «зали́лась». Ну ничего, насобираем еще!